Энн Маккефри - Хрустальная певица [= Певцы Кристаллов]
Двое мужчин и женщина стояли у входа и смотрели на обедающих. Килашандре бросилась в глаза не сколько их грубая и не очень чистая рабочая одежда, хотя это тоже было необычно в обществе, сколько величественность, с которой держалось это трио — нечто вроде высокомерного презрения ко всем остальным: ее внимание привлек блеск их глаз, обежавших всех, в том числе и ее. Затем эта троица целенаправленно двинулись к угловому столику, где сидели двое столь же необычных людей.
— Что они о себе воображают? — спросила Килашандра, так же раздосадованная их манерами, как суперкарго и второй офицер, но тут же сама себе ответила, потому что уже видела это высокомерие… у Каррика. — Это певцы?
— Да, — спокойно ответил суперкарго.
— Они все такие?
— А разве не таким был ваш друг Каррик? — спросил Андерс.
— Не совсем.
— Значит, он был совершенно необычным, — заметил суперкарго. — Надменнее всего они держаться, когда возвращаются из Рядов. Как эти. Вам повезло, Андерс, что они полетят не на нашем корабле.
Андерс коротко кивнул и, как бы не давая Килашандре возможности продолжать разговор о певцах, заговорил о пищевых припасах и грузе. Она поняла намек и принялась за еду, время от времени поглядывая на заинтересовавшую ее группу певцов. Она все больше и больше удивлялась их гробовому молчанию, хотя они добровольно подсели к другим. Она не обращала внимания на всех остальных, кто собрался сейчас в столовой. Многие приходили и уходили, обменивались дружескими приветствиями и добродушными шутками. Килашандра про себя делала осторожные оценки: судя по всему, здесь царили добрые отношения между сотрудниками базы и транзитниками. Она различала профессии по цветам. Путешественники носили одежду стиля и покроя двух-трех десятков разных культур, корабельный персонал был всегда в темной космической униформе, — печальная противоположность буйству красок. Несколько чужаков появлялись на короткое время в главном фойе, но удалялись в отдельные помещения, приспособленные к их экзотическим потребностям.
Покончив с едой и послеобеденной выпивкой, суперкарго и инженер извинились, сославшись на дела, и отбыли. Андерс помахал им на прощание и повернулся к Килашандре.
— Видите, что будет с вами, если вы станете певицей.
— А что должно случиться?
Андерс нетерпеливо щелкнул пальцами.
— Вы будете одиноки. Везде.
— С Карриком я не была одинока. Он был отличный компаньоном.
— По специфической причине, не сомневаюсь, и не говоря уж… что я лезу не в свое дело.
Килашандра засмеялась.
— Мы делаем это взаимно, мой друг. И я все-таки не понимаю, чем виноваты хрустальные певцы.
— А кто говорит, что они виноваты?
— Ну, я не заметила, чтобы кто-нибудь с ними здоровался…
— И не заметите. Выродки, вот они кто. И всегда держатся, словно они выше всех.
— Каррик… — начала она, вспомнив, каким веселым он был.
— Может, он был еще на полпути к мании величия, когда вы познакомились с ним. Они меняются… и не в лучшую сторону.
— Может быть, они должны быть такими? — сказала она несколько резко, потому что непонятная настойчивость Андерса в утверждениях раздражала ее. — Факс сказал, что они прошли мощные физические и психологические тесты и тесты на пригодность. Принимаются только лучшие, так что они и должны быть выше обычных трудяг, с которыми вы сталкиваетесь повсюду.
— Вы не понимаете! Они совсем другие! — Андерс стал жестикулировать, стараясь объяснить.
— Я все равно не пойму, если вы не объясните мне, в чем дело.
— Ладно, — сказал Андерс, хватаясь за ее предложение, — сейчас я вам растолкую. Вон тот певец, в коричневом: как, по-вашему, сколько ему лет? И не глядите на них в упор — они могут оскорбиться, если разозлятся. Особенно, когда они только что вернулись из Рядов, как эти…
Килашандра взглянула на человека, одетого в коричневое, он был выше остальных, и лицо его было таким же притягательным, как у Каррика.
— Я бы сказала, что ему лет тридцать пять — сорок.
— Мне сорок, и я девятнадцать лет летаю этим курсом. И я знаю, что он уже был певцом по меньшей мере уже девяносто лет назад, потому что именно тогда его имя появилось в пассажирских списках моего корабля.
Килашандра бросила еще один осторожный взгляд на певца: трудно было поверить, что его возраст перевалил за столетие. Современная наука нейтрализует самые тяжелые разрушительные действия физической дегенерации, но…
— Итак, вас злит их вечная юность?
— Нет. Откровенно говоря, я не хотел бы жить более ста — ста двадцати лет. Дело не в том, что певцы дольше выглядят молодыми, хотя это, конечно, тоже кое-что… Существует иное различие.
— Какое же? Психологическое? Профессиональное? Физическое? Или финансовое?
— Видите ли, есть различия, которые мы, прочие, замечаем, ощущаем, чувствуем в певцах и негодуем! — Андерс воодушевился и даже стучал кулаком по ладони, чтобы подчеркнуть свои слова. — Что бы это ни было, оно навеки отделит вас от остального человечества. Неужели вы этого хотите?
Через некоторое время Килашандра посмотрела Андерсу в глаза и спокойно сказала:
— Да. Хрустальные певцы жестоко отбираются и получают высокую профессиональную подготовку. И я хочу стать членом такой группы. Кстати, у меня уже была некоторая подготовка в этом, — добавила она, грустно улыбнувшись.
— Значит, вы везли Каррика обратно… — ноздри Андерса раздулись от подозрения, и он отодвинулся от Килашандры.
— …потому, что была обязана этому человеку, — быстро сказала она, так как ей не понравилось выражение его лица: ведь ею действительно двигала жалость к Каррику. — Кто знает, я могу и не пройти этих строгих требований, и тогда буду выслана на любом попутном челноке. Но попытка никому, кроме меня, не повредит, верно? — она сладко улыбнулась Андерсу. — Я, видите ли, не очень стремилась к какой-либо цели, когда встретила Каррика…
— Тогда вам надо на мой корабль или на любой другой… А здесь, — Андерс подчеркнуто показал пальцем на пол, — тупик.
Килашандра еще раз взглянула на певцов, гордых, надменных, и одновременно каких-то лучезарных. Она задумчиво нахмурилась, чтобы сделать приятное Андерсу, но группа эта, отстраненная, недоступная, выглядела действительно особенной: они отчетливо выделялись среди остальных и поэтому казались выше других, не менее умных и физически привлекательных людей, отличие, выделявшее певцов, где бы они ни были. Они выглядят так всегда, подумала Килашандра, как звездные артисты, принимающие аплодисменты от восторженной публики. Поскольку у нее отняли одно, она должна попытаться заполучить другое.
